Джон Барридж — монтажёр, продюсер
- Сбросить
Монтажёр — 27
9
11
17
18
19
20
21
22
24
25
26
Продюсер — 1
1
Попробуйте расслабить фильтры
6.3
Вышка Fall
6.1
Сердце Пармы
6.2
Сказка для старых
7.
8
На Западном фронте без перемен Im Westen nichts Neues
6.8
Варвар Barbarian
7.5
Быстрее пули Bullet Train
5.2
Солнцепек
7.2
Все ненавидят Йохана Alle hater Johan
5.2
Родитель
7.5
Всё везде и сразу Everything Everywhere All at Once
6.0
Время между нами Press Play
6.0
Клаустрофобы 2: Лига выживших Escape Room: Tournament of Champions
7.2
Решение уйти Heojil kyolshim
5.9
Своя война: Шторм в пустыне
8.0
Дюна Dune: Part One
5.
1
Либерея: Охотники за сокровищами
7.7
Зверопой 2 Sing 2
6.7
Три тысячи лет желаний Three Thousand Years of Longing
5.8
Наёмник The Contractor
5.1
Лена и справедливость
6.6
Добрый медбрат The Good Nurse
Грозный папа
7.8
Человек-паук: Нет пути домой Spider-Man: No Way Home
6.9
Волк и лев Le loup et le lion
6.8
Там, где раки поют Where the Crawdads Sing
Дом Дракона House of the Dragon
Тётя Марта
Два холма
Художник
Засланец из космоса Resident Alien
Русалки
Шантарам Shantaram
Детективный синдром
Мейр из Исттауна Mare of Easttown
Слишком близко Too Close
Закрыть гештальт
Нулевой пациент
Вампиры средней полосы
Жизнь по вызову
Рик и Морти Rick and Morty
Несломленная
Кентервильское привидение The Canterville Ghost
Счастье Haepiniseu
Леди Баг и Супер-кот Miraculous: Tales of Ladybug & Cat Noir
Кабинет редкостей Гильермо дель Торо Guillermo del Toro’s Cabinet of Curiosities
Властелин колец: Кольца власти The Lord of the Rings: The Rings of Power
Отпуск
Призрачный доктор Ghost Doctor
Оффлайн
Самый грустный клоун — football.
uaДжанет Барридж время от времени заглядывала в спальню своего мужа. Это продолжалось четыре дня – Джон практически не выходил из комнаты, не брился и грубо отвечал на предложения выпить чая и покушать. Все это могло закончиться трагедией, и Джанет решила посоветоваться с Кевином Киганом, хорошим другом ее супруга. Киган убедил – выход может быть только один, а потому уже через несколько часов в спальню к Барриджу ворвались три «амбала», утихомирив Джона с помощью укола. Через какое-то время бывший вратарь проснулся в реабилитационной клинике.
Его сознание поглотил туман, за которым он не видел действительно важных вещей в своей жизни – Джон Барридж не думал о жене и детях, которым он был нужен гораздо больше, чем болельщикам любой из своих 29-ти команд. Все, в чем он нуждался в эти дни – атмосфера субботнего матча, которой он лишился, повесив вратарские перчатки на гвоздь в 46 лет. Раньше он не имел никакого представления о футболе и его значимости в своей жизни, и если бы в те четыре дня у него под рукой был пистолет, история великого эксцентрика Джона Барриджа навсегда изменила бы свою жанровую принадлежность, а избитая фраза о «грустном клоуне» звучала бы по-настоящему грустно.
Но ему помогли. Сначала таблетки, подарившие иллюзию успокоения, а затем терапия. «Здравствуйте, меня зовут Джон Барридж, и я не могу жить без футбола», — произносил он, ощущая себя самым несчастным человеком на свете. Только следующей за ним шла женщина, не способная вернуться к нормальной жизни после гибели детей и мужа. Эта ужасная история подействовала лучше любых медикаментов. После этого Джон Барридж не имел никакого права жалеть себя – здорового мужика, у которого есть семья, состояние, а также опыт тридцати лет профессиональной карьеры футболиста.
Самоубийство – самое нелогичное завершение жизни, начавшейся в маленькой деревне Кумбриан в десяти километрах от Уоркингтона. «Мы жили словно в ХVIII веке», — вспоминает Барридж. В доме родителей не было ни отопления, ни плиты, а мытье почиталось особым обрядом, повторявшимся каждые две недели. Причем ни о каком душе или ванной комнате семья Барриджей мечтать не могла: натирали друг другу спины с помощью щетки, особенно тщательно отдирая грязь с отца семейства, работавшего шахтером.
Барридж-старший любил две вещи – выпивку и регби, а об увлечении своего сына футболом рассуждал без лишних изяществ: «П…….я игра». В привычку мужской части семьи не входило пользование туалетом, находившемся на улице, посему Джон очень скоро перенял манеру отца ходить в туалет на задний двор – прямо из окна. В их доме не было часто воспеваемой в таких случаях атмосферы любви и единения: отец нередко избивал мать, которая не могла убежать от такой жизни – это была безысходность, от которой на протяжении всей своей карьеры пытался спрятаться Барридж, лихорадочно меняв клубы после ссор с менеджерами.
О «заднем дворе» в доме Барриджей вскоре узнали в среде английских тренеров, некоторые из которых предпринимали неудачные попытки подписать шестнадцатилетнего вратаря. Первым стал менеджер Стока Тони Уоддингтон, проделавший огромный путь к деревне парня на своем личном автомобиле. Тони явно хотел иметь представительный вид и нацепил новенький костюм, не подозревая, что ему придется пробираться к входу через грязный участок, на который только-только помочился глава семьи Джим.
«Сколько ты ему будешь платить? Пять фунтов в неделю плюс проживание? Fuck оff!», — отвечал отец каждому, кто хотел подписать его сына, прежде чем согласился отпустить того в близлежащий Уоркингтон. «Представьте, если бы туда приехал Роберто Манчини?!» — смеется теперь Барридж.
К своей чести, отец Джона отказывался брать бесплатные билеты на матчи из рук новоиспеченного вратаря, тратя свои собственные деньги и неистово поддерживая сына на трибунах местного стадиона. Впрочем, с неистовостью Барридж-старший порой перегибал. Джону здорово доставалось в первых матчах: в одной игре соперник преднамеренно сломал ему нос, а уже в следующей пострадало ребро. Когда сыну в очередной раз досталось на глазах у Джима, тот выскочил на поле с пинтой пива и запустил ею точно в сторону агрессора. Полиция увела Барриджа-старшего, но после того случая любой несколько раз подумал бы прежде, чем решиться на грубость в противостоянии с вратарем Уоркингтона.
Не стоит полагать, что Джон Барридж, вскоре получивший прозвище «Баджи», прятался за спиной своего папы.
Нрав у парня был еще тот – Баджи с радостью провоцировал соперников, дрался и получал удары. Больше прочего он гордится своей стычкой с известным в 1970-е менеджером Бобом Стокоу, с которым работал в Блэкпуле и которому противостоял после ухода Боба в Сандерленд. Стокоу имел славу «крутого парня», любившего распустить руки, выбирая при этом для «спаррингов» таких же «крепких орешков». «Черт возьми, Стокоу напал на меня, когда мне было 19!» — хвалится Барридж. В тот день голкипер Блэкпула спас свою команду, отразив пенальти от одного из игроков Сандерленда, и после матча менеджер Котов догнал Баджи в туннеле и внезапно влепил тому по лицу. Ответ последовал незамедлительно, но именно этого и хотел Боб, надававший юному Джону.
Боб Стокоу, Рон Сондерс, Джордж Грэм («дрался я с этим ленивым ублюдком») – список менеджеров, с которыми имел проблемы Барридж, вскоре начавший менять клубы, как вратарские перчатки. Хотя одна история здесь стоит особняком – случай с Артуром Коксом, тренировавшем Барриджа в Дерби Каунти и Ньюкасле.
Кокс очень не хотел, чтобы Барридж уходил в Шеффилд Юнайтед, потому запер голкипера в офисе и пошел за чайным заварником. Джон вышел из ситуации и полез на улицу через окно. Кокс догонял его мотоцикл на проезжей части, бросая вслед Барриджу тот самый заварник.
«Я был сумасшедшим? Я дрался со всеми этими менеджерами, потому что был прав. Я был революционером! Я открыл «дело Босмана» до Жана-Марка Босмана!» Барридж был не просто чудаком – он был новатором в вопросах физической подготовки к матчам, пусть и некоторые его новаторства отдавали абсурдностью. Трибуны смеялись, наблюдая за тем, как вратарь изображает дивные стойки перед началом встречи, разминая свои мышцы – но они не видели и половины того, что происходило за пределами поля!
Барридж тренировался исключительно в огромной куртке с кучей карманов, в которые напихивал песок – для веса. Вместе с одеждой он весил «чертову тонну», будучи убежденным, что при такой подготовке во время игры он будет «порхать, словно бабочка».
Не менее своеобразно он проводил подготовки к матчам и пятничным вечером, в доме у своего партнера по Астон Вилле Энди Грея. У Грэя в квартире стояло несколько диванов, «смотрящих друг на друга». Во время просмотра фильма Барридж брал перчатки, усаживался на софе и вылавливал фрукты, бросаемые партнером по команде.
Безусловно, Барриджу обязаны многие вратари. Сам Джон твердо убежден, что именно он ввел в моду использованием перчаток, которые сам увидел у Зеппа Майера. Барридж отправился в гости к немцу, достал себе несколько пар, а затем выслушивал просьбы Питера Шилтона и Пэта Дженнингса, упрашивавших коллегу достать и им по паре.
Помимо этого, Баджи был настоящим режимщиком. «Уходил после двух пинт пива», — подшучивают бывшие партнеры. Но дело не только в алкоголе, но и в правильном питании, позволившем ему играть в футбол до 46-ти лет. Барридж редко питался с командой, достав индивидуальную африканскую диету у какого-то вождя. Сам он смеялся над «дикими» партнерами: «Помню, как-то перед игрой Глин Джеймс сидел на радиаторе.
Я спросил, что он делает, на что последовал ответ: «Разогреваю свои колени».
Барридж обладал особым талантом эмоционально настраивать своих партнеров. Великим успехом его методы пользовались в Шотландии, куда он заглянул в сорокалетнем возрасте, подписавшись на игру в столичном Хиберниане. В тяжелые для команды времена именно он, а не менеджер Алекс Миллер (с которым он, разумеется, тоже дрался) находил слова для мотивации партнером. «Алекс, что за речи? Это же сраный Сент-Миррен!» — прервал он тревожный монолог наставника перед очередной игрой чемпионата. Победу над властвовавшими тогда в Шотландии Рейнджерс он обеспечил чуть ли не в одиночку, еще перед выходом на поле сцепившись с форвардом Джерс Марком Хэйтли и без всякого страха высмеяв «дерьмовые выступления» в Сандерленде легендарного Алли Маккойста. Подобное неуважение к грозным соперникам особенно завело на игру футболистов Хиберниана, выдавших один из лучших матчей сезона.
Джон Барридж болел футболом. На одном из первых свиданий со своей будущей женой он приготовил уникальный сюрприз – попросил Питера Шилтона постоять вместе с девушкой за его воротами во время поединка вратаря национальной сборной, вынесенного на будний день.
Джанет снова начала предвкушать романтический вечер, когда после перерыва ее кавалер произнес столь долгожданные: «Ладно, пойдем». Удивительно, как она все-таки вышла за него замуж – пошли они тогда за другие ворота, куда после перерыва перебрался Шилтон.
В последние годы своей затянувшейся карьеры Джон Барридж стал настоящим «фрилансером», бегавшим по нескольким арендам в год. На 44-м году жизни он сыграл в Премьер-лиге за Манчестер Сити, и до сих пор остается самым возрастным игроков в истории АПЛ. Завершал он в клубе Блайт Спартанс на должности играющего тренера, но когда окончательно завязал с профессиональной карьерой, впал в глубокую депрессию.
Пройдя курс лечения, Барридж был вынужден уехать подальше из Британии, напоминавшей ему о невозможности выходить на поле каждую субботу, чтобы демонстрировать публике все новые и новые изобретения – имей они какую-то практическую цель или выступай в роли дурацкой забавы, как его знаменитое решение взобраться на перекладину ворот.
К счастью, с предложением вышел его бывший менеджер (Шеффилд Юнайтед) Иан Портерфилд, пригласивший Барриджа на должность тренера вратарей сборной Омана. Десять лет проработав в этом качестве и открыв талант Али Аль-Хабси, совсем недавно Баджи был уволен и снова впал в депрессию. Возвращаться на Туманный Альбион он боится, а потому легким утешением ему слушит роль эксперта на арабском телевидении, где с особой остротой и язвительностью рассказывает о молодых футболистах и изменившейся игре.
«Я хочу умереть прямо на футбольном поле – пусть это будет сердечный приступ или кровоизлияние в мозг», — то ли шутит, то ли вполне всерьез рассказывает Баджи. Скоро легенде, начавшей свою карьеру во времена Шенкли и Риви и завершившей в годы расцвета Премьер-лиги, стукнет шестьдесят, и главным рецептом своего профессионального долголетия и все так же великолепной физической формы Джон Барридж видит безграничную, сумасшедшую любовь к футболу. «Мне неинтересен гольф или что-либо еще. Мне вообще неинтересно ничего, кроме футбола!» — неоднократно заявлял он.
Именно поэтому Джона Барриджа любили фаны каждого английского клуба. Впрочем, есть у этих фанов и другая причина – наверняка ведь Баджи играл за их команду…
Иван Громиков, специально для Бей-беги
Биография Одна из характерных особенностей
великое духовное пробуждение, дарованное Богом в Англии во время
середине восемнадцатого века было непреодолимым желанием новообращенных
опытным распространять благую весть о спасении повсюду.  Берридж
заключил, сказав епископу: «Там
есть один канон…. в котором сказано: «Иди, проповедуй Евангелие всей твари»
(Марка 16:15)», и именно этому он намеревался повиноваться.
Петр и Иоанн при аналогичных обстоятельствах рассказали иудейским религиозным
властям, «ибо мы не можем не говорить
то, что мы видели и слышали»,
(Деяния 4:20), и именно такая смелость должна была вдохновить проповедников
в возрождении восемнадцатого века. Ход событий, который привел Джона Берриджа
прослыть «разносчиком Евангелия» было само по себе
свидетельство Божьей верности в даровании действенной силы тем,
Он призвал проповедовать Его Слово. Берридж был сыном богатого фермера.
в Кингстоне в Ноттингеме, и естественно ожидалось, что он
однажды унаследуют семейную ферму и продолжат управлять ею в традиционном
способ. Большую часть своего детства он провел с тетей, которой доверили
с его заботой, пока он посещал ближайшую школу, но без особых усилий
было сделано, чтобы дать ему какие-либо религиозные наставления. В возрасте четырнадцати лет Джон вернулся
дома и, к великому разочарованию отца, не проявил никаких талантов
для сельского хозяйства. Однако в течение нескольких лет его отец продолжал надеяться, что
Джон заинтересуется фермой и поселится там, но
Мысли Джона были обращены в другую сторону. О времени, когда он ушел из школы
Иоанн начал осознавать свою греховность и свой интерес к духовному
дело углубилось в результате бесед с портным-христианином
он познакомился в Кингстоне. К 1734 году отец Джона смирился с фактом
что этот сын никогда не будет фермером, и поэтому он согласился позволить Джону
поступить в Клэр-колледж в Кембридже, чтобы изучать богословие. Время Берриджа в университете было очень удовлетворительно в учебе и очень приятно в социальном плане. Ему нравилось учиться и добился заслуженного успеха, когда закончил учебу, а затем получил степень магистра и стал членом Клэр-колледжа к 1742 году. Однако его широкий круг друзей познакомили его с различными идеями и теориями, отвлекло его от изучения Библии, в результате чего он дал Частная молитва в течение десяти лет. Несмотря на это, Берридж был рукоположен в 1745 г. но не испытывал желания брать на себя приходские обязанности до 1749 г.когда его совесть заставил его принять должность священника в Стэплфорде недалеко от Кембриджа. Религиозные взгляды Берриджа в это время
были основаны на вере в то, что человеческие заслуги и добродетель являются адекватными средствами
достижения спасения, и он применил свои значительные знания, чтобы защитить
жизнь добрых дел своим слушателям. С этого времени Берриджа
служение было помазано с великой силой и с новой властью и внутри
несколько месяцев в больших собраниях происходили частые обращения
которые собрались, чтобы послушать его проповедь.  ..
полная беспомощность человека изменить свою природу или примириться. помилование
а святость должна исходить от Спасителя» 9.0014Количество конверсий среди жителей Эвертона так неуклонно росло, что можно было бы справедливо утверждать, что возрождение значительных пропорций имело место. Даже те которые ходили на службы с намерением их сорвать, часто обнаруживались сами обличались проповедью слова и остались после этого спросить Берриджа о пути спасения. Не все его слушатели обходились так милостиво, поскольку Берриджу часто приходилось терпеть прерывания и оскорбления, но он никогда не унывает, потому что он знал что проповедь о Кресте всегда вызывала бы соблазн, потому что учения о благодати «сокрушают всякую человеческую гордость, подорвать все человеческие заслуги, положить человеческого червя в пыль и дать слава спасения всецело Богу» 9.0014  Генри Венн, сопровождавший Берриджа
в проповеднических поездках, заявил в 1776 году, что у него «самые большие собрания
которые когда-либо были известны… и в значительной степени его слово принадлежало Господу».
Джон Уэсли ранее отмечал, что люди «приходили сейчас по двенадцать или четырнадцать
миль, чтобы послушать его, и очень немногие пришли напрасно», а Джордж Уитфилд
описал Берриджа как «горящий и сияющий свет» и с радостью
пригласил его проповедовать в своей часовне в Лондоне. Однако Берридж воспринял как
почти не обращал внимания на похвалу, как на критику, как видно из
письмо, которое он написал незадолго до своей смерти, в котором говорилось: «Если вы спросите мой настоящий
имя, это Гордость, и это такое странное таинственное зло, что я даже могу быть
горжусь тем, что ненавижу свою гордость». Рвение Берриджа к проповеди покинуло его
у него было мало времени для написания, и его сборник гимнов под названием «Сионы
Песни», хотя и звучащие с точки зрения доктрины, были омрачены стилем фразеологии. После плодотворного служения более чем тридцати лет зрение и слух Берриджа начали ухудшаться, но он переносил это с благодатной стойкостью, говоря: «Мои уши так тупы, что не подходят для разговора, а мои глаза настолько слабы, что я едва могу читать и меньше писать. Старый Адам шепчет мне на ухо (и он может заставить меня слышать шепотом): «Что ты будешь делать, если станешь глухим и слепым?» Я говорю ему, что должен больше думать, больше молиться и благодарить Господа за уши и глаза наслаждались 70 лет и перспективой лучшей пары глаз и ушей, когда их нет». Даже когда он умер, Берридж стремился оставить после себя свидетельство, чтобы быть свидетелем тех, кто пришел после ему, составив эту эпитафию, которая будет начертана на его надгробии: —
Читатель, ты родился заново? вернуться к началу |
Он продолжал в этой формальной манере, когда
он стал викарием Эвертона в 1755 году, но ни в одном приходе он не видел
эффективные результаты. Позже в том же году, когда Берридж проводил свое ежедневное время
изучения Библии и медитации, команда «Прекрати
из твоих собственных дел, только веруй» было
легла на его сердце. Наконец он увидел, что стремление заслужить спасение
добрые дела были чистым тщеславием и гордыней, а скорее требовали акта
суверенной благодати Божией в душе человека. Как славная истина оправдания
вера во Христа озарила его душу, вся жизнь Берриджа преобразилась
и он, не теряя времени, восполнял потерянные годы. Он с удовольствием
сжег все свои прежние проповеди и стал проповедовать только Христа
распят сначала в своей церкви, а потом и во всей соседней
районы.
Джон Берридж
Джон Берридж
от JC Philpot
Середина и конец прошлого века были
замечательный период. Цепочка министров, начиная с Уайтфилда и
объединяя в своих связях Топлади, Берриджа, Ньютона, Ромена, Хантингтона и
Hawker, распространяется до наших дегенеративных дней. Однако отличаясь
дарами, очевидно, все эти мужи были научены одним и тем же Духом и проповедовали
то самое евангелие. Топлады , как лампада, напитанная духом, вспыхнула,
вспыхнул и умер от нехватки фитиля, а не от недостатка питания. Ньютон ,
вырванный с горящего берега Африки и из худшего, чем африканское рабство,
соединенные с большой здравой мудростью великая нежность духа и опыт
божественные вещи, которые, если и не были очень глубокими, были здравыми и разнообразными. Он знал многое из
его собственное сердце, было необычайно откровенным и искренним, очень симпатизировал
испытал и огорчил, и, одаренный легким, беглым стилем, оставил
за ним много полезных и отличных писем. Роман был жгучим и
сияющий свет, который жил верой, которую проповедовал, и среди
у мегаполиса на протяжении полувека была только одна тема, один предмет, один
объектИисус Христос, Тот же вчера, сегодня и вовеки.
Во многих пунктах сильно отличающихся, но объединенных одним и тем же веру тому же славному Главе влияния, света, жизни, свободы и любовь, было Джон Берридж . Поскольку все линии круга расходятся в сторону центре, все обязательно сходятся в одной точке. Итак, однако слуги Христос может различаться по способностям, дарам, времени, месту и полезности, но все встречаются в одной точке с центральным Солнцем системы распятого, воскресшего, восшел и прославил Сына Божия. Мы слышим о «музыке сфер». Но без гармонии нет музыки. Если есть музыка во вращающемся сфер, это потому, что каждая планета сохраняет свою цепь, вращаясь вокруг Солнце на заданном расстоянии и с заданной скоростью. И что такое слуги Бога, но планеты к Солнцу Праведности, каждая из которых имеет свою назначенная орбита, установленная так же определенно указом, как и орбита Земли, и наслаждаясь только светом, теплом и движением в соответствии с его близостью к прославленному Еммануилу? Будут ли они ссориться и ссориться, и искать смешивать орбиты, завидуя изяществу, дарам или полезности друг друга? Свет всех и каждого есть не что иное, как отраженный свет, свет Солнца Праведность сияет в их сердцах; «Ибо что у них есть, что у них есть не получил?»
Гордость, проклятая гордыня — корень этой ревности который жесток как могила. Смотрели ли министры на самих себя и
другие, но рассматривая их как простые инструменты, они не могли и не хотели бы больше
ссориться на почве превосходства и неполноценности, чем флейта
ссориться со скрипкой или резцом с пилой. Ромейн вглядывается
Еврейские корни в его кабинете в Ламбете, и проповедь Берриджа из
блокбастер в Поттоне, смешение улыбок и слез, и самый причудливый юмор
с глубочайшим пафосом, были столь же различны по природному нраву и
конституции, насколько это можно себе представить. Но каждый вздыхал и стонал под
тело греха и смерти, каждый нежно любил, и каждый высоко превозносил умирающего
Друг грешников, каждый был прославлен и благословлен в своей работе, и каждый теперь
в лоне своего Господа и Бога. О Берридже мы теперь предлагаем небольшое
эскиз.
Джон Берридж был старшим сыном богатого фермера.
и пастбище, и родился в Кингстоне, Ноттингемшир, 1 марта 1716. Его
намерение отца состояло в том, чтобы воспитать его в собственном деле, но отчасти
через некоторые ранние религиозные впечатления и частично через врожденную любовь
учиться, молодой фермер так и не научился держать плуг или
справиться с быком. Поэтому его отправили в Кембриджский университет, его
Отец, вероятно, думал, что у его первенца достаточно таланта, чтобы
читать молитвы и проповедовать проповедь, если не познавать таинства
курс в четыре смены или продать овцу с разбитым ртом. Таким образом, в Кембридж
Джон пошел; и когда его отца спросили, что сталось с юным
студент, он, как говорят, в шутку ответил, что «он ушел, чтобы стать
свет язычникам». В университете он усердно учился, но многое потерял
свои ранние религиозные впечатления, настолько, что почти полностью отказался от
тайной молитве в течение десяти лет, и упиваться арианским и
Социнианские взгляды, получившие в то время широкое распространение. Эти последние
чувства, однако, он оставил, видя, что они унижали Бога
Отца, как и Бога-Сына, и были губительны для всех жизненных религий.
Опыт Берриджа лучше всего виден в его гимны . В них открыто все его сердце. Они были написаны в печи
долгой и изнурительной болезни, и плоды печи видны в
их.
1. Что честность и искренность проштампованы на них! Берридж знал себя. Святой Дух привел его в камеры образов, и показал ему «ползающих существ, изображенных на стены вокруг». Завеса самодовольства и самодовольства был взят из его сердца, и он увидел свет в Божьем свете. Этот сделал его честным. Он знал, что никакая маскировка не сможет скрыть его от глаз Всеведение. «Ты, Боже, увидишь меня» было выгравировано на его сердце. И этому мы обязаны прозрачность его характера, его свобода от обмана и лицемерия.
2. Хотя человек ученый, его язык был простота сама по себе. Простота всегда прекрасна. Божьи дела в
природа, как красиво просто! От травинки до дуба; от мухи
слону; от песка под ногами до звезд на небе!
Везде, где пальцы Бога, есть простота. И его слово, как
просто! Притчи Иисуса, нагорная проповедь, прощание
главы с учениками в Евангелии от Иоанна, какая красота! какие
простота сияет во всем! Истинная религия, реальный опыт, жизненный
благочестие, не хочет румян на щеках. Он сияет блеском
Бог, как лицо Моисея, когда он сошел с горы причащения. Это
это ложь и лицемерие, которые не хотят прикрываться. Истина не нуждается в приключениях
украшения, подчеркивающие его внутреннюю красоту. Украсить — значит испортить
облечь деву в одежду блудницы. Эта прекрасная простота была
отмеченная черта в характере Берриджа, и это запечатлено во всех его
сочинения. Он мог позволить себе быть искренним, как может только он, в ком страх
и благодать Божия обитает.
3. Мы тоже восхищаемся в Берридже пустотой и самоуничижение , которые формируют такие выдающиеся черты в его характере. Он знал, что такое фарисейство, из долгого переживания его в собственном сердце; а также он ненавидел резидента.
4. С этой чертой нищеты, бедности и
Душевная пустота, характерная для Берриджа, мы видим в сочетании с его неразделимой
компаньон, отвращение к себе . С каким чувством он говорит
«Самоосуждение и ненависть,
Как мне приблизиться к Господу?»
И снова
«Я бросаю свое мерзкое сердце в пыль».
5. Но Берридж знал также Евангелие благодати Бог . Здесь он особенно блистает. Евангелие проникло прямо в его души, и оттуда чистый из уст Его, не мутный и не испорченный, как ров с гниющими листьями, которыми Адам с удовольствием прикрылся бы, но яркой и сверкающей, как река жизни. Христос действительно был его всем в целом.
6. Еще один момент, на который мы хотели бы обратить внимание, чтобы не
слишком долго останавливаться на этой части нашего предмета. Мы имеем в виду сладкий и
неописуемый вкус , который покоится на Гимнах Берриджа. Они «приправлены
солью», и таким образом предохраняются от тления. Сколько тысяч
проповеди, гимны и трактаты были написаны и изданы в течение этого последнего
век! И кто их сейчас читает? Им недоставало того, что Бог заповедал никогда
быть лишенным хлебного приношения (Лев.